Нашему сыну уже двадцать восемь, а он всё ещё живёт с нами. Мы не знаем, как быть.
С каждым месяцем эта история становится тяжелее. Диме скоро тридцать, а он упорно остаётся под нашей крышей. Это не временное пристанище, не передышка между делами — это его жизнь. Он твёрдо отказывается съезжать. А мы с мужем всё чаще чувствуем себя не родителями взрослого мужчины, а его пленниками.
Дима с детства был тихим и необщительным. Не гонял мяч во дворе с пацанами, не болтался в шумных компаниях. Всё детство провёл в одиночестве — лишь он, его отвёртки, провода, моторчики и разобранные по винтикам старые магнитофоны. Он жил техникой. Мы радовались: сын дома, учится, увлечён делом. Не шляется по подворотням, не пьёт. Чего ещё желать?
Но мы не понимали, что за этой тишиной скрывается нечто пугающее — полное нежелание сближаться с миром. Пытались отдать его в кружки, записать в секцию — Дима наотрез отказывался. Не хотел никуда идти, ни с кем говорить.
Единственной отрадой стала дружба с Серёгой — ровесником, который переехал в наш подъезд. У них нашлись общие интересы: техника, пайка, изобретения. Вместе поступили в техникум, а после выпуска открыли крохотную мастерскую по ремонту телевизоров и пылесосов.
Мы с мужем мечтали: вот встанет сын на ноги, найдёт девушку, семью заведёт. Но Дима упрямо избегал отношений. Я даже пыталась сватать его к дочкам подруг — без толку.
А потом однажды в мастерскую зашла Оля — починить кофемолку. Дима потом признался: сердце ёкнуло в тот же миг. Сам, без подсказки, попросил её номер. Стали встречаться. Через полгода сыграли свадьбу. Мы с мужем ликовали.
Но радость оказалась недолгой. Брак продержался два года. Почему разошлись — так и не поняли. Дима не объяснял. Просто собрал вещи и вернулся к нам. Безмолвный, опустошённый, как выключенный телевизор.
Сначала просто валялся целыми днями на диване. Потом включил музыку на такую громкость, что дрожали стёкла в серванте. Потом потянулся к водке. И тогда наша жизнь превратилась в ад. Мы жили, как на вулкане: Дима не работал, не слушал, не выходил из комнаты. Не хотел ни искать работу, ни снимать жильё. Мы не знали, как до него достучаться, и с каждым днём он становился всё дальше.
Вытянул его Серёга. Единственный, кого Дима ещё слышал. Буквально вырвал его из этой ямы, уговорил вернуться в мастерскую. Дима сперва ворчал, но постепенно втянулся. Сначала на пару часов, потом задерживался допоздна, потом брал заказы на дом. А через несколько месяцев снова ушёл в работу с головой.
Прошло два года. Наш сын снова в деле. Стал выходить гулять, начал улыбаться, даже познакомился с девушкой. Он изменился. Да, всё ещё живёт с нами. Но мы больше не пилим, не лезем с советами, не причитаем: «Когда же внуки?» Поняли — чем сильнее давишь, тем глубже он прячется.
Теперь мы просто рядом. Ждём. Верим. И, может, именно эта тихая свобода когда-нибудь приведёт его к настоящему счастью.