Эгоизм свекрови: Как её равнодушие лишило моих детей бабушкиной ласки
Меня зовут Ольга. Пять лет назад я считала себя самой счастливой женщиной. Мой муж, Артём, был моей опорой, а наши двойняшки, Соня и Даша, наполняли дом радостью. Но однажды всё рухнуло — Артём ушёл из дома и не вернулся. С тех пор моя жизнь превратилась в борьбу, а свекровь, Галина Степановна, вместо поддержки отвернулась от нас, обвиняя меня в исчезновении сына и забыв о внучках. Её чёрствое сердце разрывает мне душу, и я не знаю, как пробудить в ней хоть каплю материнской теплоты.
Мы жили в маленьком городке под Екатеринбургом. Наша семья была счастлива, но в канун 8 Марта Артём пропал. Его видели в магазине с цветами — он спешил домой, ко мне. Но так и не дошёл. Месяцами я металась между отчаянием и надеждой. С двумя малышками на руках я нашла в себе силы устроиться продавцом, но помощи от государства не получила — мужа признали пропавшим без вести, и никому не было дела до того, что мои девочки остались без отца.
Моя мама, Тамара Ивановна, стала для нас ангелом-хранителем. В свои 65 лет она приезжала из соседнего посёлка, чтобы сидеть с внучками, когда те болели. Готовила, убиралась, читала сказки, учила их вышивать. Я видела, как ей тяжело, но она ни разу не пожаловалась. А свекровь жила через дорогу, но приходила раз в полгода, бросала на стол пачку пряников, холодно здоровалась и уходила. Её равнодушие ранило сильнее ножа, но хуже были её обвинения.
«Это ты виновата, что Тёмы нет! — кричала она. — Наверное, с любовником сбежала, а он с горя куда-то подался!» Я задыхалась от обиды. «Как вы можете так говорить? Я одна тащу двоих детей, работаю без выходных! Моя мать из другого города ездит, а вы даже шаг не сделаете!» — однажды сорвалась я. Галина Степановна фыркнула: «Ты для себя рожала — ты и мучайся! Я чужих детей вдоволь нянчила, а благодарности ноль. Хватит! Я сына потеряла, а не ты. Мне бы своё горе пережить…»
Её слова обожгли, как кипяток. Она сравнивала моих кровных дочек с «чужими» детьми! «Это ваши внучки! — рыдала я. — Как вам не стыдно?» Но она лишь махнула рукой: «Дети — одни хлопоты. Я живу памятью о сыне, а ваши девчонки мне его не заменят». Я онемела. Разве можно так отрекаться от родной крови? По её наряженному виду, свежему маникюру и частым посиделкам с подругами я понимала — её «горе» было лишь ширмой.
Я пыталась взывать к её совести: «Помогите хоть ради Артёма! Он бы хотел, чтобы вы заботились о его детях». Но она отрезала: «Я своё отработала — сына подняла одна. Теперь твоя очередь». Тогда я осознала: ждать от неё помощи бессмысленно. Я даже подумала запретить ей видеться с девочками — зачем им бабушка, которая их не любит? Но представила Артёма, смотрящего на нас сверху. Он бы не простил мне этого разрыва.
Сейчас я разрываюсь между обидой и долгом. Мама надрывается, помогая нам, но я не могу требовать от неё большего. Девочки подрастают, и я мечтаю, чтобы их окружала любовь. Но как этого добиться, если Галина Степановна заперла своё сердце на замок? Может, кто-то подскажет, как растопить лёд в душе человека, который сам выбрал одиночество? Грустно осознавать, что иногда родные люди становятся чужими, а настоящую семью создаёт не кровь, а любовь и преданность.