Когда сердце не черствеет
Уже седина в висках, годы стёрли многое, но один вечер из лихих девяностых стоит перед глазами, будто вчерашний.
Тогда в России было нелегко. Развал Союза оставил после себя пустые магазины, сломанные судьбы и миллионы обманутых надежд. Заводы вставали, деньги превращались в бумажки утром ещё что-то стоило, а к вечеру не хватало и на буханку. Люди опускали глаза, потому что у каждого была своя беда, о которой стыдно говорить.
Я тогда учился в Москве. Для нашей семьи это была гордость первый, кто поступил в университет. Отец, всю жизнь проработавший в колхозе, говорил: «Ты должен стать тем, кем мы не смогли. Учись, а то будешь, как я, землю ковырять». Мать с утра до ночи вязала, штопала, лишь бы мы, пятеро детей, зимой не мёрзли. Моя учёба была для них последней надеждой.
Снимал угол у строгой хозяйки. Ей было всё равно, что стипендии не хватает, что родители в деревне сами едва сводят концы с концами. Срок подошёл плати, иначе на улицу. Понимал: выгонят и всё, конец мечте.
В тот вечер я сидел в столовке недалеко от дома. Передо мной тарелка жидкого супа и чёрствый хлеб. Это был мой ужин и, скорее всего, завтрак. Ел медленно, будто растягивал время. Вдруг рядом остановился человек худой, в потрёпанном ватнике, с глазами, полными усталой печали.
Подкинь хлебца, сынок, прошептал он.
Я подвинулся, пригласил сесть. Он ел жадно, руки дрожали. Потом поднял на меня взгляд:
А ты чего такой кислый?
Рассказал. Не всё, конечно, только самое главное. Про хозяйку, про долг, про то, что, видно, придётся бросать учёбу. Но без жалоб просто констатировал факт.
Тогда заговорил он. Оказалось, раньше был учителем физики. Уважаемым человеком. Вырастил не один класс, а после развала его кинули квартиру через махинации отобрали, сбережения сгорели. Всё, что копил годами, исчезло за неделю. Остался на улице, без паспорта, без крыши над головой.
Сидели рядом, будто два незнакомца, но одинаково потерянных. Он сказал:
Видишь ли, сынок я тоже думал, что жизнь штука надёжная. А оказалось всё можно потерять в один миг. Но знаешь, что страшнее всего? Не холод и не голод. Хуже всего когда кричишь, а люди делают вид, что не слышат.
Эти слова въелись в память.
Через несколько дней он снова нашёл меня. В руках узелок из газеты.
Держи. Это тебе. Мы скинулись. Нас, таких, много. Каждый дал, сколько мог. Нам голод перетерпеть легче, чем тебе будущее потерять.
Да откуда же?..
Кто-то нам помог, а мы тебе. Мир не без добрых, как говорится
Развернул свёрток там деньги. Рваные, мятые, но хватало, чтобы рассчитаться и остаться.
Я плакал. Не только от того, что получил помощь, а от того, что её подали те, у кого самого ничего не было. Люди, у которых отняли последнее, но не отняли человечность.
Теперь, оглядываясь назад, понимаю: может, Господь тогда испытывал нас обоих. Меня смогу ли я поделиться последней корочкой. Его сможет ли он, лишившись всего, всё ещё протянуть руку другому.
Если когда-нибудь встретите взгляд, в котором читается мольба о куске хлеба, не проходите мимо. Возможно, в этот момент решается не только его судьба, но и ваша.
