Взрослые дети моего супруга ворвались в наш медовый месяц, требуя нашу дачу — и получили по заслугам.
Они ненавидели меня всей душой. Так было с самого начала, и, казалось, так будет всегда. Но судьба повернулась иначе: мой муж, наконец увидев их жестокость, встал на мою сторону и преподал им урок, который перевернул всё вверх дном. Этот урок заставил их склонить головы, извиниться и, наконец, протянуть мне руку.
Мой муж, Дмитрий, отец троих взрослых детей, каждому за двадцать. Когда мы встретились в тихом городке под Питером, он был призраком самого себя — прошло всего два года после смерти его жены. Он стал отцом слишком рано, а потом остался один — с тоской и тремя детьми. Мы познакомились случайно, и через год он решился представить меня семье. Но с первой же минуты я поняла: меня здесь не ждут. Чужая, незваная, я вторглась в их мир.
Мне пятьдесят семь, Дмитрию — сорок семь. Я старше на десять лет, и это стало для его детей вечным камнем преткновения. Мы знали друг друга девять лет, четыре из которых были помолвлены. Всё это время я пыталась найти с ними общий язык, но каждый шаг встречали ледяным молчанием. Я переехала к Дмитрию лишь после того, как его дети разъехались. Но даже редкие визиты превращались в пытку — они то и дело вспоминали мать, бросали ядовитые взгляды, давая понять: я захватчица, укравшая их отца. Я говорила, что не претендую на её место, но слова мои тонули в пустоте.
Когда Дмитрий сделал предложение, их ненависть обострилась. Они шептались за его спиной, отпускали колкости, но я молчала, не желая разжигать ссору. Я знала, сколько боли пережила эта семья, особенно Дмитрий, который тянул их в одиночку, разрываясь между работой и домом. Он вкалывал как вол, брал подряды, лишь бы дети ни в чём не нуждались — и даже когда они выросли, продолжал слать им деньги, пытаясь заполнить пустоту, оставленную смертью жены.
Несколько недель назад мы расписались. Свадьба была скромной, в загсе, без лишних глаз. Дети Дмитрия не пришли — сказали, что «есть дела поважнее». Мы не расстроились: этот день был для нас, а не для них. Сэкономленные рубли пустили на мечту — медовый месяц в Сочи. Это был наш рай: золотой песок, ласковое море, шикарный коттедж, где мы наконец-то могли вздохнуть свободно.
Но на третий день наш покой рухнул. Все трое — Сергей, Наташа и Лиза — появились на пороге. «Пап, мы так соскучились!» — завопили они слащаво. А потом Наташа, наклонясь ко мне, прошипела: «Думала, от нас сбежишь? Ха!» Я окаменела, но промолчала. Показали им коттедж, заказали ужин, налили вина — старались быть вежливыми. Но их замысел был грязнее.
Я едва не упала, когда Сергей, смотря мне прямо в глаза, выпалил: «Ты, старая развалина! Всё ещё веришь в сказки? Этот коттедж тебе не по чину. Мы его забираем, а вы с папкой — вон в тот сарай!» У меня задрожали руки, но я выдавила: «Пожалуйста, не губите это для нас. Дайте нам хоть немного счастья». Лиза скривила губы: «Счастья? Ты его не заслужила! Ни папу, ни этот дом! Убирайся!»
Раздался звон — бокал разлетелся о пол. Дмитрий стоял в дверях, багровый от ярости, кулаки сжаты. «ВЫ СОВСЕМ ОХРЕНЕЛИ?!» — рёв его был громовым. Дети остолбенели. «Я всё отдал вам! Вкалывал как проклятый, а вы мне так платите? Можете унижать мою жену на нашем медовом месяце?!» — он шагнул вперёд, взгляд пылал.
Они залепетали что-то, но он оборвал: «Хватит! Надоела ваша наглость! Думали, я слепой? Не вижу, как вы её травите? Я терпел, надеялся, но всё — конец!» Он схватил телефон, набрал номер. Через минуту явилась охрана. «Уведите их. Они здесь больше не гости», — бросил Дмитрий ледяным тоном. Они орали, цеплялись, но их выволокли — лица искажены шоком. «Больше никогда не смейте так ни с кем говорить! Это ваш последний урок!» — крикнул он им вслед.
В тот же вечер Дмитрий позвонил в банк и заморозил все их счета. Годами они жили на его деньги, а теперь остались с пустыми карманами. «Пора взрослеть. Всё в этой жизни требует платы», — сказал он.
Следующие месяцы были тяжёлыми. Без отцовских денег им пришлось искать работу, крутиться, учиться выживать. Но время сделало своё — они начали понимать, что натворили. Однажды вечером зазвонил телефон. Все трое, дрожа, сказали: «Пап, прости… Мы были не правы. Можно начать заново?» Дмитрий взглянул на меня, и я увидела слёзы в его глазах. «Можно», — тихо ответил он. «Всегда можно».
Шаг за шагом они вернулись. Решимость Дмитрия спасла наш медовый месяц и выжгла из них спесь. Путь был тернистым, но он, как ни странно, сблизил нас. Теперь я вижу в их глазах не злобу, а робкую надежду — и оно того стоило.
