Меня зовут Алина. Мне 32 года, и я нахожусь на краю пропасти, в одиночку воспитывая двоих маленьких сыновей. Недавно я оказалась в больнице, скрючившись от боли, но вынуждена была отказаться от лечения. Почему? Потому что некому присмотреть за моими детьми. Родители, свекровь, бывший муж — все отвернулись от меня. Вокруг шумит жизнь, но я словно в пустоте. Сердце сжимается от вопроса: за что мне такая участь? Неужели я сама виновата в этом оцепеняющем одиночестве?
Я живу в маленьком городке под Рязанью. Мои сыновья, Глеб и Святослав, — моя радость и моя ноша. Глебу пять, Святославу всего три. Они — моё солнце, но и моя постоянная тревога. Недавно мне стало так плохо, что вызвала скорую. Врачи требовали госпитализации, но я, стиснув зубы, подписала отказ. Как я могла лечь в больницу, зная, что дома остались двое малышей, которых некому обогреть и накормить? Я вернулась к ним, заглушая боль и отчаяние, потому что помощи ждать неоткуда.
Мои родители, Василий и Людмила, давно вычеркнули меня из своей жизни. Отец ещё работает, мать на пенсии, но для них мы с детьми — пустое место. Всю жизнь они боготворили моего брата, Дмитрия. Ему достались их любовь, внимание, а ещё квартира в центре, гараж и дача. Когда я попыталась поговорить с матерью, она лишь холодно бросила: «Сама нарвалась, Алина. Решай свои проблемы». Их равнодушие — как рана, которая не заживает. Я не прошу многого, но разве мои мальчики не заслуживают хотя бы бабушкиного тепла?
Бывший муж, Илья, ушёл, когда Святослав только родился. Он хлопнул дверью и заявил, что дети не его. Это было не просто предательство — он словно вычеркнул нас из своей жизни. Я подала на алименты, прошла унизительную экспертизу, которая подтвердила, что Глеб и Святослав — его сыновья. Суд постановил платить, но он просто игнорирует решение. Каждый месяц я смотрю на пустую банковскую выписку. Его безответственность оставила нас без гроша, а я, работая до изнеможения, едва свожу концы с концами.
Свекровь, Нина Петровна, могла бы помочь, но даже не смотрит в нашу сторону. Когда я попросила её посидеть с детьми, она отрезала: «Я своё отходила. Ваши проблемы — не мои». Её слова обожгли. Неужели внуки, в которых сидит кровь её сына, для неё чужие? Я искала поддержки у соседок, у коллег, но у всех свои заботы. Они кивают, сочувствуют, но их слова не согреют и не накормят моих мальчишек.
Я будто в клетке. Вокруг люди живут, празднуют, а я одна. Дети растут, и я боюсь, что они почувствуют эту пустоту. Глеб уже спрашивает: «Мама, а почему у нас дедушка не приходит?» Что я могу ответить? Душа рвётся от вопроса: почему так? Может, дело в тех, кто отвернулся? Или во мне — я не умею кричать о своей боли так, чтобы меня услышали?
Каждую ночь я засыпаю с мыслью, что завтра будет легче, но утро приносит те же тяготы. Я должна быть сильной для Глеба и Святослава, но силы тают. Болезнь напоминает о себе, но я не могу сдаться — мои сыновья зависят только от меня. Мечтаю о дне, когда кто-то скажет: «Алина, давай я помогу». А пока я иду по этой дороге одна, крепко держа их за руки. Неужели я не достойна хотя бы капли человеческого участия? Как выбраться из этого одиночества, которое душит меня с каждым днём?
